Предисловие: Один "правдолюбец" с соседнего сайта очень любит
рассказывать об ужасах оккупации. Ну, вот мы и решили немного ему помочь
и дописать эту повесть. Мы - это Феррум, Амурена и немного помогли Хаус
с Юрой.
Сначала текст автора оригинала (в сокращении): Висвалдис Брандач сидел в помещении старой гарнизонной тюрьмы уже третий
месяц. Отправка эшелона с высылаемыми задерживалась. А причиной был
новый приказ полученный центральной комендатурой из Кремля, и
разосланный по районам. И теперь все районные товарищи-начальники
шустрили и искали как можно больше врагов советской власти — план
надобно выполнять, иначе сами выполнители попадали в эти эшелоны...
По новым правилам все говорящие по-латышски в общественных местах
подлежали простой высылке. Все крестьяне и жители хуторов подлежали
аресту, и как кулацкие элементы получали от 10 лет лагерей и выше...
Попытка гнать самогон приравнивалась к предпринимательству, по этому
Висвалдис был не просто кулак, но кулак упорствующий — а это 20 лет и
выше... А тем временем Брандач младший топтался в приемной товарища Лонщакова, и
нерешительно переминаясь с ноги на ногу смотря в пол просил — Ну ведь
мы просто хотели на еду каких денег, отцу же работать запретили, жить-то
нам как? Вы уж как-нибудь нам товарищ Орлов разрешите, если отца
отпустят, хоть какой работой заниматься... Заместитель Лонщакова, майор
Орлов был невысок, пузат, и имел лицо спивающегося дегенерата. Он
постоянно что-то жевал слюнявыми губами, пил из жестяной кружки, и дыша
водкой улыбался мерзко и неприятно глядя рыбьими глазами в лицо Гирта. —
А ты щенок не скули. Ежели комендант батю твоего отпустит я вас обоих
определю... Есть у меня для таких говнюков работа... Денег правда
получать не будете, но пожрать вам дадут — и рыгнув Орлов раскатисто
заржал.
Отца Гирта отпустили через неделю. Как и сказал Скардниекс, Лонщаков
потребовал денег. Гирт отдал коменданту все их имущество, дом, скотину,
и этого было мало. Крестная Гирта, тетка Геновефа, успела спрятать от
новой власти старую серебряную посуду, и немного золотых украшений — в
выкуп пришлось доложить и это... Но теперь отец был свободен. Но свобода
оказалась еще большей тюрьмой... Майор Орлов как и обещал, дал работу. А
вернее забрал Брандачей в рабство. Бывшая усадьба барона фон Гарца
теперь была приспособлена для проживания товарища Лонщакова. Сюда и
«определили» Гирта с отцом.
Работать Брандачам в усадьбе теперь уже товарища Лонщакова предстояло
просто. Без прав, без голоса и только за еду и угол в сенном сарае —
который отвели им для ночлега. Впрочем, слова за еду здесь не уместны.
Вареная по-русски, в мундире, а вернее просто в грязной кожуре, прямо с
песком картошка, капуста, сухари и через день — вареная салака. Вот и
вся пайка. За эти блага надо было работать. В 6 утра их будил Жанис —
старый печник, которого оставили в усадьбе, потому что он один смог
починить печь и наладить дымоходы. Работа Брандачей заключалась в
уборке всего самого грязного, что расквартированный тут же, в
хозпостройках десяток солдат избегал и перекладывал на местных
арестантов. Поскольку канализация в усадьбе не работала, туалетом
пользоваться было не возможно, то ходили до ветру куда придется. Сам
комендант, и его семейство — в доме, под лестницу. Солдаты — чтоб не
ходить далеко — тут же на беломраморном крыльце бывшего дома фон Гарца.
Утро для Висвалдиса с сыном начиналось с окриков — иди убирай говно,
чухно длинноносое! Когда крыльцо и пол в доме под парадной лестницей
освобождался от куч дерьма, солдаты успевали позавтракать и шли в город
на дежурство. Те кто мог идти. На завтрак (каша с капустой и картошкой,
все съедалось в огромных количествах, тарелки были словно тазы — их
солдаты привезли с собой — и здесь таких огромных и безобразных
оловянных тарелок просто не знали), так вот на завтрак все выпивали по
высокой жестяной кружке водки, по этому многие приняв добавки, засыпали в
кухне за столом.
Сам Лонщаков питался отдельно от солдат, и Гирт с отцом не раз был
свидетелем, как пьяный с утра комендант сидя за столом уставленном
тарелками и мисками (тут стол был по-богаче-каша, картошка, но и вареное
мясо, рыба, и конечно здоровенная четверть водки) матом гонял своих
домашних — жену и двух «секретарш»-наложниц, если они не дай бог
забывали подать ему горчицу или соль...
Самым тяжелым в работе были постоянные придирки солдат — все поголовно
безграмотные, почти все конченные алкоголики, не умевшие говорить без
мата в принципе пытались дать Гирту «образование».
Это часто вспоминалось — и когда Гирт видел вечно пьяные, перекошенные
злобой лица солдат окуппационной армии, и когда таких же вечно
нетрезвых, но чуть более чисто одетых и вальяжно-толстых офицеров с
выкаченными глазами и белыми с перепоя лицами...
Начинался новый день, новое утро, грязь, мат, чудовищная кормежка и отбой — до следующего дня испытаний... Жизнь вошла в колею.
И продолжение:
Как обычно, в шесть часов утра старый печник Жанис пинком разбудил
Гирта, спавшего в сарае на грязной соломе. Гирт очень не любил рано
вставать, потому что обычно он засыпал только под утро. Причина этому
была довольно проста: всю ночь Гирту снилась самая красивая девушка на
хуторах, которую звали Мудите. Все окрестные парни наперебой ухаживали
за Мудите, но она, как и положено первой красавице, отвергала всех
подряд.
Гирту очень не везло с девушками. Дело в том, что у него был очень
длинный нос, что мешало ему целоваться. Даже товарищ Лонщаков звал Гирта
не иначе, как "длинноносое чухно". А остальные солдаты и вовсе дико
ржали, стоило им завидеть Гирта, и отпускали в его адрес разные шуточки.
Но солдаты Гирта мало волновали. В конце концов, с ними ему целоваться
было не надо. А вот, жениться ему очень хотелось. Так хотелось, что
каждую ночь ему снился один и тот же сон, что Мудите, наконец,
согласилась выйти за него замуж. Счастливый Гирт пытается поцеловать
девушку, но тут следует грубый пинок, и вместо невесты, на Гирта смотрит
лицо старого Жаниса, ещё не проспавшегося с похмелья.
- Вставай, лентяй! - сказал Жанис. - Г...но тебя ждёт!
Матерясь, Гирт поднялся на ноги. Материться он научился у солдат. Это
ему очень понравилось. Скажешь от всей души какое-нибудь смачное слово -
и вот, уже, капуста не такая тухлая, а лестница не такая грязная.
Мудите была девушкой работящей - рано поутру, просунув ноги в пастолы, она, гремя подойником, и распевая "озорные" латышские песни на два голоса ( надо сказать, что она умела петь и мужским голосом, и женским) бежала вприпрыжку на луг доить корову Гаую.
Так же было и в это утро. Мудите пробежала с песнями к корове мимо
товарища Лонщакова, который сидел на скамейке у плетня и курил.
Мудите хлестнула его своими холщовыми линдраками по глазам, наступила на
ногу и даже этого не заметила, так она была увлечена пением. Товарищ
Лонщаков от неожиданности заорал, подумав, что это Гирт врезал ему
своей метлой по глазам, но, увидев красавицу Мудите, замолчал и его
прожгло, как огнём. Это была любовь с первого взгляда.
Товарищ Лонщаков, оправил гимнастёрку, надвинул фуражку на глаза и пошёл
вслед за Мудитей. По дороге он нарвал ромашек с васильками,подошёл к
Мудите и протянул ей букет. Корова же, Гауя, увидев чужака, словно
взбесилась, она пнула подойник и, набычившись, тараном пошла на
товарища Лонщакова, тот поскользнулся на пролитом молоке и, не удержав
равновесия, рухнул наземь.
Гирт вышел на крылец смахнуть метлой в ведро последние кучи дерьма,
когда мимо него, задрав хвост трубой, пробежала корова Мудите Гауя.
Гирт, почуяв неладное, перемахнул через плетень и рысью побежал на луг,
чтоб посмотреть - не случилось ли что-нибудь с его возлюбленной Мудитей.
Хотя Мудите и гнала прочь всех женихов, однако замуж ей очень хотелось.
Из-за этого она стала очень задумчивая и рассеянная. Часто, она забывала
обо всём на свете и грезила наяву, представляя себе первую брачную
ночь. Вот и сейчас она предавалась этому увлекательному занятию, не
замечая, что корова куда-то убежала. А примчавшийся Гирт увидел, что
Мудите сидит, ничего не видя и не слыша, а её пальцы двигаются, как
будто сжимая коровье вымя. Гирт решил сделать девушке приятное и гаркнул
ей в самое ухо:
- Вау!
Флегматичная Мудите не завизжала и не подскочила на месте. Она только покосилась на Гирта и сказала:
- А, это ты! А где Гауя?
- Там, - ответил Гирт. - В дом пошла.
Однако, Мудите уже забыла про корову. Мысли её приняли другое направление.
- Гирт, - томно прошептала она. - А почему ты мне ничего не даришь? Ведь ты же меня любишь? Любишь, да?
- Ага, - тупо ответил Гирт. - Я даже могу тебе это доказать прямо сейчас. - И он начал снимать заплатанную рубаху.
- Ах, нет, ты не понял. Подари мне что-нибудь, сделанное своими руками.
Например, кузнец Янка подарил мне лошадиную подкову. А охотник Валдис
подарил мне заячий хвост. А гончар Айнарс подарил мне ночной горшок. А
ты, ты ведь, тоже что-то делаешь? У тебя тоже что-то есть?
- Ничего у него нет, кроме го...на, - сказал у неё за спиной товарищ
Лонщаков, наконец-то вылезший из молочной лужи. - Да и то не его.
Мудите звонко рассмеялась, а обиженный Гирт поплёлся в сарай. Там он начал приставать с расспросами к отцу:
- Папань, а что можно подарить девушке?
- Ты что, сам не знаешь? - удивился отец. - И в кого ты у меня такой дурак?
"В тебя", - честно хотел ответить Гирт, но у него хватило ума промолчать. А отец продолжал:
- Больше всего, девушки любят самогон из навоза. Подари своей невесте литр самогона, и она будет твоей.
Гирт просиял и побежал собирать навоз, а отец сплюнул и проворчал:
- Господи! Единственный сын, и тот весь в тёщу.
Посмеявшись от души, Мудите, заигрывая, сказала: "А знаете, товарищ
Лонщаков, мы с подружками и маманями ездили встречать русские танки в
Ригу. Вот мама моя даже на танк запрыгнула и поцеловала танкиста.
Танкист застеснялся и спрятался сразу в танк, а мама ехала и махала
всем платком, пока её с танка не сдёрнул невоспитанный майор Орлов".
- Ну, Орлов у меня получит щас наряд вне очереди, отправлю его к твоей
матери на трое суток, - ответил Лонщаков.- А хочешь, Мудите, я тебе
матрёшку подарю и валенки?
Мудите раскраснелась, обхватила Лонщакова вокруг шеи и горячо прошептала ему в ухо: "хочу!"
и тут Лонщаков занервничал, начал в спешке искать валенки, совсем
позабыв что он находился не своей усадьбе, а .... ну в общем он сам
забыл где...
А Мудите все не унималась:
Хочу, хочу, хочуууу.....
Вконец достав Лонщакова, махнув рукой, Лонщаков отправился в свои
"апартаменты". На крыльце его встретила свора котов - непонятно откуда
взявшихся.
- А эти откуда??? - подумал Лонщаков
Учуяв запах молока на одежде Лонщакова, свора котов начала протяжно орать:
- МЯЯЯЯЯУУУУУУ!!!!!!
- пошлт прочь!!!! - рявкнул Лонщаков
Коты оккупантской
речи не поняли и стали отираться о ноги товарища Лонщакова, урча и
заглядывая ему в глаза. Лонщаков схватил несколько котов за хвосты,
раскрутил, отшвырнул от себя и вошёл в дом, где на столе его ждала
варёная в мундирах картошка, щи и бутыль мутного самогона - презент от
тёщи Висвалдиса Брандача. Наевшись и напившись до отвала, Лонщаков
завалился на топчан, закрыл глаза... на лугу, стоя по пояс в траве, к
себе манила рукой пышнотелая красавица Мудите. Он бежал за ней, а
она всё удалялась и удалялась, пока её звонкий смех не растворился в
тумане. От быстрого бега у Лонщакова пересохло в горле, он стал
задыхаться и хватать ртом воздух, пока не проснулся. Кряхтя он
поднялся, выпил огуречного рассолу, пошёл в сарай, взял там связку
валенок и окликнул майора Орлова.
- Вот шта, Орлов, собирайся, тваюмать, пойдём бабу мне сватать.
Орлов сложил в скатерть картошку , мясо, солёные огурцы, квашеную
капусту, 5-литровую бутыль самогона, связал скатерть узлом и они с
Лонщаковым направились на хутор Мудите.
Дорога была долгая, но слава богу армейские саоги - кстати
свеженачищенные, мигом стали одного цвета с дорогой, В переди источая
зловонный запах бежал какойто силуэт.
Коты были не чёрные,коты были разноцветные,самых невообразимых
расцветок,тощие и с облезлыми хвостами.И всё из за того что всё молоко и
весь "Вискас" выпил и сожрал оккупантский майор...И коты тоже страдали
от невыносимой боли и тоски глядя на то как топчут кротовые норки
стоптанные сапоги окупантов,от того что кровавые чекисты арестовали и
расстреляли всех мышей обвинив их во вредительстве и преклонении перед
"Голландским" сыром...И коты подняв свои мордочки в верх,глядя
слезящимися глазами на проносящиеся на запад облака пели:
-Мяус! Мяус!
Никто не обратил внимания на смелый протест хуторских котов,и только Гирт проходя мимо глянул и пробормотал:
-Что то коты разорались,как бы дождя не было...Надо дерьмо под крышу убрать,не то зальёт ведь..
А тем временем, Гирт сварил самогон, слил его в большую бутыль и тоже
пошёл на хутор к Мудите, чтобы посвататься. Когда Гирт шёл по улице, все
прохожие зажимали нос и сразу убегали, ибо аромат от парня был
невыносимый.
Этим же утром на хутор к Мудите направлялись ещё две девицы. Это были
секретарши товарища Лонщакова, которых звали Тракторина и Октябрина. Обе
девицы вечно ругались и дрались между собой, потому что каждая лелеяла
надежду стать, когда-нибудь, товарищем Лонщаковой. И разумеется,
появление третьей конкурентки нарушило все их планы. Секретарши сразу
забыли свои размолвки и объединились, чтобы напакостить Мудите.
Между тем, Мудите ходила по двору в новых валенках, несмотря на то, что
был разгар лета. Она и так и этак выставляла ноги, чтобы все хуторяне ей
позавидовали. Её подруги завистливо цокали языком и отвернувшись,
шептали: "повезло же, уродине".
В руках Мудите держала большую расписную матрёшку. - "Это мне мой жених
подарил, - объяснила она подругам. - Сейчас он придёт свататься.
Оставайтесь и сами увидите, какой он красавец. Настоящий полковник! Нет,
генерал!"
Заинтригованные подруги остались ждать жениха. И тут, во двор вбежал
Гирт, неся бутыль самогона. Все подруги разом зажали носы и громко
засмеялись.
- Вот так жених! - катались они по земле. - За такого жениха я бы свою
козу не отдала, не то что самой идти! А погоны у него где, у генерала
этого?
Подружки Мудите, Лаймдота и Дзидриня, ухохатывались глядя на Гирта и не
сразу заметили товарища Лонщакова и товарища Орлова, совсем близко
подошедших к хутору. А заметив остолбенели, шибко уж Лонщаков был хорош
собой - высокий, стройный брюнет с голубыми глазами. Заметив в окне
Мудите, товарищ Лонщаков запел , а майор Орлов подыграл на дудке, которую ему подарила тёща Висвалдиса.
За всем этим наблюдали Тракторина с Октябриной, залегшие в зарослях турнепса.
- Глянь-ка, Тракторинушка, чувырла-то как по избе заметалась. Тьфу,
дура! - Октябрина рванула к избе и подпёрла шестом двери, чтоб Мудите
не могла выйти, подошла к Лонщакову и громко крикнула ему в ухо: "
товарищ Лонщаков, пока вы тута глотку рвёте, Мудите ваша женишка
другого уже того... ага... в окно запустила. Гирта Брандача,
г.вночиста".
Лонщаков поперхнулся, побагровел и заорал, - ты чё несёшь, дур-р-р-а?!
Тут подскочила Тракторина и затараторила - правду Октября
говорит, залез Гирт в окно, сама видела. Да и принюхайся, - чем
пахнет?
Товарищ Лонщаков повёл носом - точно, вонь стояла, как из выгребной ямы. Это Гиртс стоял за домом с подветренной стороны, пел свою серенаду и источал амбре..
- Убью гада! - сплюнул под ноги Лонщаков. - Орлов, тваюмать, подь сюды!
А Орлов, под шумок, с мамой Мудите уже сговорились и вовсю тискались на сеновале.
Маму у Мудите звали Байба. На сеновале у неё была спрятана бутыль
фирменного брандаческого самогона, которую она берегла на всякий случай.
Теперь этот случай наступил в лице майора Орлова, и Байба вытащила
бутыль из закромов. Вскоре они с майором достаточно разогрелись и
перешли к активным действиям.
- Я так люблю танкистов! - восклицала Байба смеясь, потому что Орлов
щекотал ей шею своими усами. - У нас на хуторе нет ни одного танкиста.
Да что танкиста - у нас даже тракториста нет.
- А кто есть? - мычал майор Орлов, уткнувшись ей в пышную грудь.
- Есть Берзиньш - трубочист. Есть Озолиньш - баянист. Есть Брандач - г...ночист. Ну и мой мужик - лодырь и пьяница.
- Н-да, небогато живёте, - посочувствовал майор Орлов. - Ничего, я тебя сейчас утешу.
Не успел майор приступить к утехам, как на сеновал пулей влетел Гирт, с
бутылью самогона в руках. Следом за ним бежал товарищ Лонщаков, ведя
беспорядочную стрельбу. Байба пронзительно завизжала и зарылась в сено.А
майор Орлов запрыгал на одной ноге, пытаясь натянуть галифе.
Товарищ Лонщаков даже не подозревал, что на том сеновале прятались
лесные братья, которые, услышав мат и стрельбу, не на шутку
перепугались, стали выскакивать из сена и, пригибаясь к земле,
по-заячьи петляя, побежали в ближайшему лесу. Один лесной брат даже
сбил с ног майора Орлова, который не мог попасть ногой в галифе и плясал
на месте.
Добежавшие до леса братья повалились от усталости под дерева. Немного
передохнув, они стали размышлять, - kas ir nodevējs ( кто предатель)?
- Kas kas? - сказал лесной брат Ансис Тайснибмилис, - sūda Ģirts, Visvalža Brandača dēls.
Все разом загалдели, как это раньше они не догадались, что г...очиста Гирта завербовали в НКВД.
- Ловко прикидывался, гад, - прошипел другой брат, который на самом
деле был не братом, а сестрой. - Надо этого г...ночиста утопить в
дерьме.
- Точна! - загалдели все. - Как пойдёт отхожую лестницу чистить за оккупантами, тут мы его и накроем.
Порешив на этом, лесная братва достала несколько бутылей с брандачским
самогоном и на радостях устроили пикник, прямо на обочине. Через
несколько минут они забыли и про Гирта, и про НКВД, устроив праздник
песни и пляски.
А Гирт, тем временем, бродил по хуторам, не решаясь вернуться в усадьбу к
товарищу Лонщакову. Он был бос, голоден, как зверь, и к тому же, разбил
бутыль с самогоном. Гирт шел и плакал от досады. Наверное, так бы и
сгинул парень в болотах, если бы судьба не послала ему на дороге одного
его старого знакомого. Этот его бывший сосед Мудис, теперь ехал мимо в
автомобиле. Увидев Гирта, он велел шофёру остановиться и окликнул
Брандача. Вскоре, Мудис был посвящен во все г..ночистские беды.
- Ну и дурак же ты, - сказал Мудис. - Вот, посмотри на меня. Я эту новую
власть во как не люблю. Однако, г...но чистить я тоже не хочу. Так что,
мой тебе совет - иди в город и срочно вступай в комсомол или сразу в
партию. Скажи, что у тебя истинно рабоче-крестьянское происхождение.
- Дык, все знают, что Брандачи - самогонщики, - зарыдал Гирт.
- Знают, знают... Фамилию тоже смени. И забудь, как тебя звали. А там,
как пойдёшь по партийной линии, так и в люди выбьешься. Парторгом
будешь, а то и министром. И этого твоего Лонщакова сам сошлёшь в Сибирь.
Вот как надо делать, а не лестницы драить.
Впервые в жизни Гирт задумался. Идея показалась не такой уж и скверной.
Ещё Гирт представил, как он на своей машине подъедет к Мудите, широко
распахнёт перед ней двери авто и предложит прокатиться... И Гирт
решился. Несколько дней он добирался до Риги, нашёл райком комсомола и
решительно распахнул двери. Чтобы подтвердить свою лояльность новой
власти, он настрочил несколько доносов на своих хуторян, вспомнив как
они его высмеивали и издевались. Здесь же он отрёкся от своего имени,
назовясь Вольдемаром в честь Ленина, а фамилию взял Крупскис.
Вольдемара приняли в комсомол, приодели его и направили в родной хутор
выявлять врагов народа.
Старика Висвалдиса аж распёрло от гордости, когда он увидел своего
отпрыска в почти новых галифе, купленных в сэконд-хэнде и с
комсомольским значком. Он радостно бросился к сыну:
- Гирт! Сынок! Наконец-то! Я так за тебя волновался!
- Ты что, старый, совсем сдурел, што-ли? - заорал Крупскис и дал старику
"леща". - Какой я тебе Гирт? Я есть товарищ Крупскис. Вольдемар
Крупскис.
Старик изумлённо отвесил челюсть, а Гирт продолжал, обращаясь к нквдэшникам:
- Этот старый пройдоха есть первый самогонщик на хуторах. Срочно вяжите его и отправьте в Сибирь.
Нквдэшники, ни слова ни говоря, начали вязать дедка, а старик умолял его
отпустить. Но ничего не помогло. Его закинули в машину и отправили в
Сибирь, даже не дав проститься с самогонным аппаратом.
Затем Гирт пошёл в дом. Там его встретила Мудите Лонщакова, уже на
сносях. Увидев Гирта, она как-то испугалась и хотела захлопнуть дверь.
Но это ей не удалось.
- Ну что, красавица, кончилась твоя райская жизнь? - зло усмехнулся
Гирт, пока нквдэшники выволакивали на улицу товарища Лонщакова, вместе с
майором Орловым. - Муженек-то, твой, есть антикоммунист и замышлял
убить товарища Сталина. За это его поставят к стенке и майора Орлова
тоже. Я лично буду руководить расстрелом. Но, у тебя есть возможность
его спасти. Если, конечно, ты будешь покладиста...
Сначала Мудите хотела гордо вскинуть голову и плюнуть Гирту в лицо. Но
потом подумала и решила, что жизнь-то, одна, и прожить её надо так.. Да,
хотя бы, просто прожить, для начала. И она тут же согласилась стать
женой Крупскиса.
Много-много лет спустя, будучи старой развалиной, Вольдемар назовёт
себя фон Круппом. Но это будет потом.... А сейчас Вольдемар вступил в
партию и быстро поднялся по карьерной лестнице. По его доносам
область вышла на первое место по выявлению и задержанию врагов народа.
В Сибирь были сосланы Лаймдота и Дзидриня ( Вольдемар им не простил
смеха над собой), тёща Висвалдиса, за то, что продолжала его называть
Гиртом, а так же и мама Мудите Байба, чтоб не путалась под ногами. А
Октябрину и Тракторину Вольдемар взял секретаршами к себе. Он стал
первым секретарём обкома, разьезжал на чёрной Волге с личным шофёром.
Как-то раз он встретил своего старинного товарища Мудиса , тот
обрадовался, полез обниматься и стал вспоминать недавнее прошлое, когда
он встретил оборванного Гирта на дороге.
- Ты кто такой, гнида? Я Вольдемар Крупскис и никаких г...очистов не
знаю. - процедил сквозь зубы Вольдемар и пошёл прочь от Мудиса. Мудис
так и остался стоять на дороге с открытым ртом. Вскоре за Мудисом
приехал "воронок". Больше его никто не видел. Вроде бы сгинул, сплавляя
лес по какой-то сибирской реке.
Мудите же ходила вся в золоте и мехах, отдыхала на курортах и проводила
время в салонах красоты. Но иногда ей снился красавец Лонщаков и тогда
она, тоскуя, плакала во сне.
112
2525
3
