Надо сказать, что Наполеон шёл на Москву с благой целью, чтобы исполнить заветную мечту всего российского народа - вздуть, как следует, этих москвичей, потому как они зажрались шибко. У русского народа есть одна заветная мечта - чтобы все москвичи, особенно кавказского и среднеазиатского происхождения куда-нибудь пропали из Москвы, и тогда можно будет приехать из своих Мухосрансков на освободившиеся места.
Однако, благодаря таким несознательным и придурковатым идиотам, как Иван Иванович Фокс и его боевая подруга Мадам Василиса Скукожина, эта мечта так и не осуществилась. Москвичи-кавказцы жируют и по сей день, а русский народ томится в провинциях.
_____________________________________________________________
Пока Фокс тупо рассматривал карту, на которой была изображена дама пик, Лауришкин ему объяснил:
- Бабы, они вот для чего нужны. Ежли, вдруг, голод в отряде начнётся, то можно будет сожрать этих самых баб. Не, мужиков тоже, конешно, сожрать можно, но с ними возни больше. Как с бычками. Вот, помню, был у меня бычок, и решил я его зарезать. А сперва же его выложить надо, иначе мясо скверное будет. С тёлушками, вот, никаких проблем нет. Так и с бабами. Живой корм, можно сказать.
- А как ты думаешь, - задумчиво спросил Фокс, - чьи бабы вкуснее - наши или французские?
- Я, их, конешно, не пробовал, но думаю, что наши понажористее будут. Хранцуженки, они все тощие да мелкие, как килька. А наши все пышные...
Фокс опять задумался. Жрать хотелось всё сильнее. К сожалению, в округе не осталось ни одной деревни, которую не ограбили бы эти храбрые партизаны. Всё, абсолютно всё, было разграблено и сожрато ещё до французов.

- Была у меня одна храцуженка, - начал вспоминать Иван Иванович, - Звали ее - Джиль. Так я тебе скажу Аполлинарий : недюженой она была силы. Лежа отжимала десять пудов, а потом еще столько же могла сожрать разных съестных припасов, которые хранила в чулане.
- А вот моя баба, - тут же подхватил разговор Лауришкин, - была очень скверная и не потребная на работу.Ага. Звали ее Марфой Просавишной и была она такая заскорузлая и убогая, что на нее смотреть было тошно. Весь день она валялась на печи в одном исподнем , простигосподи, а вечерами пьянствовала, пила горькую и бездельничала напропалую.

- Но мне это было пофиг, - продолжал Аполлинарий. - Пусть баба ничё не делает, лишь бы меня не донимала. А то есть такие дуры-бабы, так всё время пристают. То крышу иди ремонтируй, то сортир иди подправь, а то совсем покосился. Вот эти самые противные. Жизни от них никакой нет. Зато моей Марфе только пиво да футбол подавай.
Фокс задумчиво кивнул головой. Ему всю жизнь попадались именно такие деятельные бабы, которые всё время чего-то от него хотели. В конце концов Фокс не выдержал и сбежал в партизаны. Однако и тут к нему привязалась Василиса Скукожина, предлагая обучить Иван Иваныча читать и писать. Мол, негоже партизану ходить неграмотным.
- А что мне в лесу читать-то? - удивился Иван. - Да и писать мне некому.
- Так положено, - отрезала Скукожина. - А не будешь учиться - пропорю тебе брюхо вилами.
Василиса нисколько не преувеличивала. На её счету было уже двести французов, которых она заколола вилами. Поймав очередного француза, Василиса спрашивала: "Грамотный?". На это француз начинал бормотать что-то вроде "жён компран па". Василиса думала, что её хотят взять в жёны и страшно обижалась. После этого следовал удар вилами и запись в блокноте "+1".

Марфа принципиально не ругалась матовыми словами (чтобы отличаться от этого грязного и дурно пахнущего Фокса, объявившего себя командиром партизанского отряда, предварительно уложив в постель Аполлинария, накормив его отравленным кроликом, тьфу на него. Не на кролика, он не виноват, на этого Фоксика). Но сколько же можно?
Достал этот - биб - Фокс со своей машиной времени. Еще вчера она наслаждалась жизнью на вилле в Риме, а сегодня проснулась на печи в какой избе в какой-то деревне.
Ну, что в этой деревне делать? Была надежда встретить французов, да вся вышла, их всех Василиса перебила...
Эх, в Москву бы. Там и кофе с шоколадом, и метро, и ... да мало ли. Дурак этот Фокс, как есть дурак. Портит повозки, ворует всякую мелочь. Уж если красть, то по крупной, карету там, с лошадьми. Его-то не посадят, у него справка есть, так и написано, клептомания, суду не подлежит. Подпись докторицы с нерусской фамилией. Фокс эту справку на ксероксе размножил и булавками приколол ко всем целым частям своей одежды. А также приклеил к лысой голове. Спросишь у него, почему это после его визита плитка шоколада пропала, а он в справку тычет.
Вот сделать бы Аполлинария командиром. Французов бы выгнали, там и гнать нечего, вон они сами между собой дерутся каждый вечер, голодные, наверное. А сами бы гуляли по городу Парижу.
Все упирается в Фокса. Что это он так лесную жизнь полюбил? Или прячется от кого?

И хотя Василиса Скукожина и доставляла много неприятностей Ивану Ивановичу, но иногда у неё были проблески ума, особенно когда она была трезвая. Было это очень редко , поэтому поручик Фокс тяжело вздохнул и сел на траву, наблюдая как Аполлинарий выковыривает из земли корешки.
- А вот ещё была у меня одна баба, - продолжал между делом Аполлинарий, - Служил, помню, конюхом у одной барыни. Ядреная была девка, скажу я вам Иван Иваныч. Кругла, пригожа, грудью богата, словом - ягода-малина. Звали эту барыню Фёкла Амуреновна. И так эта барыня на меня запала, что проходу мне не давала. Куда я - туда и она.
Однажды подловила меня в конюшне, ага, и давай лезть мне в портки. А меня совсем то сконфузило, не могу слово молвить. А барыня вся взмокла, вся рубаха на ней сопрела от пота, быдто тока из бани она.Ну завалила меня на сено и давай рапрягаться аки лошадь. А у меня то и не стоИт. Ну не стоИт, хоть кол на голове чеши. Сильно меня сконфузило.
- Да пошел ты со своими рассказами, - Фокс встал и опять подошел к карте, - Скоро ночь на дворе, надо бы на хранзузов воевать, а ты со своими рассказами про барыню.
Иван зажег лучину и начал рассматривать карту.Аполлинарий задумался, видимо вспоминая случай в конюшне, и мечтательно начал жевать длинную травинку, гоняя ее из одного угла губ в другой.

Стоящий неподалеку коренастый мужичок со странным именем Юрик громко засмеялся и подошел поближе.
- Так ты , Аполлинарий, спортил то ту барыньку, али нет?, - ткнул рогатиной Юрик Аполлинария и ещё раз рассмеялся , обнажая беззубый рот.
- Да куды там!, - махнул рукой Аполлинарий, - Я то ведь в этом деле - полный лох - ничё не знаю. А барыня то думала, что я жеребец... ну и полезла на меня. Но затем нас застукал барин Денис Давыдович и жестоко меня порол батогами прямо там, на конюшне. Сдал меня потом на службу в партизаны, шоб я на барыню зеньки то не пялил.

Сдал меня потом на службу в партизаны, шоб я на барыню зеньки то не пялил.
Фёкла прознала, что любый её Аполлоша двинул в партизанскую бригаду и вся извелася, ночью он во снах ей являлся - краснел, как лох какой, ковырял лаптем землю и трясся мелкой дрожью, как тогда, на конюшне, и решила податься тоже в партизаны, нарядившись корнетом. Дядя её, Русей Дорофеич, был полковником в отставке и был натыривши полный шкап с гусарскими камзолами, штанами и шляпами. Да и сапог он принёс домой немерено. Фёкла принесла дядюшке пузырь самогона и выменяла его на наряд корнета. Надела она на себя белые лосины, мундирчик с галунами, накидку, сапожки керзовые в гармошку и стала вертеться перед зеркалом. Осталась собой очень довольная - из зеркала на неё смотрел красавец-гусар. Пока дядюшка валялся в отрубе, она вывела из конюшни рысака, вскочила на него и поскакала искать своего ненаглядного Аполлинария.
Скача через поле, Фёкла заметила валявшегося в канаве пьяного курьера Ивана Славина с пакетом для партизанской бригады. Фёкла прихватила пакет и с ним заявилась в штаб к командиру партизанов Фоксу, который сразу ей не понравился своим видом кретина.
- Начальник, тебе пакет из Мухосранска. Что в нём, не смотрел, потому, что не смог его открыть. Я - корнет Порфирий. Принимай на службу - чётка отрапортовала Фёкла, а сама зыркала по сторонам в поисках Лауришкина.

[color=red]Амурена, что за манера вклинивать свой текст посредине буриме?! Я понимаю, что все могут писать одновременно, но лично я ( да и Лаурис тоже) всегда следует главному правилу буриме - конец фразы ( или общей мысли) предидущего автора должен быть началом вашей, а не выхватывать где-то текст из середины.
У меня тоже были моменты, когда меня кто-то опережал и мне приходилось переписывать отрывок. Но таковы правила! Их надо соблюдать.
Иными словами - данное буриме должно выглядеть так - как будто Вы читаете повесть - всё должно литься плавно, без перескоков и заносов в сторону. Если хотите сделать отступление и пояснение, то делайте это художественно, применяя соответствующие фразы и ремарки.
И ещё. Это уже относится к Лаурису. Такие финты типа " а на самом деле это был сон" не принимаются. Это слишком грубая игра. Если все такие приёмы будут применять, то получится полная чехард

Амурена, что за манера
Ой, блин... Интеллигент с манерами. Солдафон.

Аполлинария Фекла нашла в партизанском отряде Фокса, в тот самый момент, когда Лауришкин лез в шалаш к Прокопье по прозвищу Прохоженная. Это была простая крестьянская баба , пришедшая в отряд сама, по зову сердца. Раньше она батрачила на одного сельского учителя, который очень зверствовал и бил ее плетью нещадно. Прокопья убиралась в избе , копалась в огороде и ловила в речке рыбу для этого сельского учителя. Иногда он заставлял ее ловить куропаток и треску.
Прокопья молча сносила побои и издевательства, но однажды не выдержала и подалась в партизаны, придя в отряд в чем мать родила. Тут ей выдали обмундирование, большие солдатские сапоги и даже научили стрелять из мушкета.
Прокопья кашеварила весь день возле котла, а вечером развлекала партизан танцами и песнями.
Вот после одного из таких танцев, когда Пропопья истерла ноги в кровавые мозоли, танцуя и развлекая партизан, и когда пошла почивать в свой утлый шалашик, Лаурискин и решил к ней наведаться с бутылочкой бургундского.

- Тебе чего надо? - спросила Прокопья, как раз снимавшая штаны.
- Самогон будешь? - вопросом на вопрос ответил Лауришкин, помахивая бутылкой.
- Самогон? Первач? Конечно, будешь! - радостно воскликнула Прокопья и мигом достала откуда-то большую жестяную кружку. - Наливай, да побольше!
- А чё ты мне за это дашь? - поинтересовался Аполлинарий.
- А чё ты хошь? - залпом осушив кружку, спросила Прокопья.
- Ну, того... этого...ну... короче, ну... ты чё, сама не понимаешь?
- А-а! - догадалась Прокопья. - Все вы, кобели, только одного и хотите. Дам, конечно. А тебя жинка не заругает?
- Неа, - ответил Аполлинарий, которого уже порядком развезло. - Она у меня добрая.
Допив бутыль до дна, Прокопья решила исполнить обещанное, но тут увидела, что Аполлинария окончательно сморило, и он дрыхнет без задних ног. "Эх, каждый раз одно и то же! Когда же этот кретин, наконец, выспится?"
Пока Лауришкин спал в Прокопьиной палатке, Фокс решил обойти лагерь. Везде было тихо, только в одном углу дрались бабы. Но Фокс не стал к ним подходить. Баб он очень боялся, хотя всеми силами это скрывал. А бояться было отчего.
Однажды Фокс увидел, что Марфа Просавишна отправилась на реку, чтобы помыться и постирать мужу портки. Иван Иваныч последовал за ней, чтобы втайне от всех склонить Марфу к преступному сожительству. В тот самый момент, когда Марфа разделась, чтобы войти в воду, Фокс без штанов выскочил из кустов с криком: "А вот и я!" Однако Марфа была баба не промах, в буквальном смысле. Она схватила лежащее на траве ружьё, с которым никогда не расставалась и метким выстрелом попала Фоксу в одно место...
С тех пор Фокс возненавидел всех женщин. Потому что ненавидеть их он ещё мог, а вот любить - уже нет. Теперь ему только и осталось, что партизанить до конца жизни.
Иван Иваныч издали погрозил бабам кулаком и утешился тем, что ущипнул за задницу молоденького гусара Порфирия. Порфирий как-то тонко, по-бабьи взвизгнул и поспешил убежать.
Тут к Фоксу подбежал партизан Бзыков.
- Товарищ Фокс! Наши мужички обнаружили помещичью усадьбу, совсем нетронутую. Что, если нам её пограбить?
- Это дело! обрадовался Фокс. - Эй, найдите Лауришкина!
Через несколько минут к нему привели сонного Аполлинария.
- Просыпайся, давай, - встряхнул его командир. - Мужики обнаружили усадьбу неграбленную. Надо её того, пограбить.
- Это мы завсегда с радостью, - ответил помощник. - Только вот.. надо французами прикинуться. А то будут говорить, что их свои же грабят. В газетах напишут, шум поднимется. А так, всё на французов свалим.
- Это ты верно придумал, - ответил Фокс. - Ну, пошли переодеваться.

В нескольких километрах от того места, где базировался партизанский отряд Фокса, находилась ставка генерала Кутузова. Кутузов как раз направлялся в Париж. Вместе с ним шла огромная армия. Желающих увидеть Париж было предостаточно.
Кутузов сидел на лавке и пил чай с малиной. Тут к нему пришёл курьер.
- Товарищ генерал! Письмо из Москвы!
- Из Москвы? От кого бы это? А-а, Наполеошка пишет... Ну-ка, ну-ка... Читай вслух, - приказал он куьеру.
"Мон ами, Мишель, - начал читать курьер, - экскюзе-муа, но ваша Москва - полный отстой! Здесь даже нет пятизвездных отелей. Впрочем, как и четырех, трёх, двух... Здесь вообще нет отелей. А на постоялых дворах вечно нет мест. Куда ни ткнёшься, уже всё забронировано на год вперёд. Ходил я на вашу Пляс Руж, заходил в какой-то домик, который называют Мавзолеем. Там лежит какой-то мертвец. Когда я спросил у гусара, охранявшего мертвеца, для чего это надо, то гусар сказал, что у вас такая очень древняя традиция. Каждые сто лет класть в мавзолей новую мумию. Но с одним условием - при жизни мумия должна носить имя Ильитш. (Морблё, ну и имена у вас, язык сломать можно!). Потом я зашёл в ГУМ. Хотел купить себе новые лосины, да Жозефинка моя, просила привезти ей "Красную Москву". Мало того, что никакой "Красной Москвы" там нет и в помине, так и цены меня убили наповал. Не то что лосины, а простые подштанники там стоят столько, сколько составляет годовой бюджет всей моей Французской империи. Мишель, у вас что, все мультимиллиардеры? В бутиках то же самое - купцы дерут бешеные цены и ни в какую не уступают. А товар, произведённый в Китае, выдают за французский. Нагло глядя мне в глаза. Тогда мне посоветовали пойти на рынок, мол, там можно купить вьетнамские лосины по вполне приемлемым ценам. Попёрся я на этот маршЕ. Так в это время туда пришли какие-то террористы и взорвали весь рынок. Я еле ноги оттуда унёс.
А ваши дороги? Разве они соответствуют европейским стандартам? Нет, Мишель, если вы будете так относиться к дорогам, то вас и через двести лет в Европу не возьмут. Половина моей армии погибло в грязи, болотах, оврагах. Да ещё повсюду бродят вооружённые бандиты, которые называют себя партизанами. Грабят всех без разбора. Меня тоже ограбили.
В общем, долго описывать все ужасы моего пребывания в Москве. Ты уж меня извини, Мишель, но я тут подумал и решил: спалю, к чертям собачьим, это безобразие!
P.S. Больше никогда не буду верить рекламным буклетам от турфирм."
- Сожжёт, ведь, собака - сказал Кутузов, когда гонец закончил читать письмо. - Я его хорошо знаю. Если сервис его не устраивает, так он всегда скандалит. Любит, чтобы всё по высшему разряду было. Сожжёт, ей-богу, сожжёт!
- Да и фиг с ней, с Москвой, - сказал гонец. - Нам, рязанским, Москва эта ни к чему. Не были мы там и не будем.
- Это точно, согласился Кутузов. - Пусть эти москвичи по провинциям разъезжаются. Поживут в глубинке, в грязи побарахтаются. Пусть будут как все.
- А далеко ещё до Парижа?- сменил тему гонец.
- Ох, далеко, - вздохнул генерал. - Так далеко, что и не дойду, наверное. А так хочется хотя бы одним глазом увидеть Париж и умереть. Пройтись по Монмартру, сходить в Мулен-Руж. Канкан там, бабы пляшут. Сыра с плесенью покушать. В галерею Лафайет зайти. Поди, цены там не ниже, чем в ГУМе. Хоть будет, чем Наполеошку поддеть. Да, с партизанами надо быть осторожней. Как бы они и нас не ограбили.

А в это время, когда Кутузов рассуждал о Париже, отряд Фокса уже вовсю готовился к грабежу поместья , принадлежавшему одному барыге, скупщику краденого и ростовщику - помещику Сёме Синглемашко.
Пригласив временно погостить Наполеона у себя в поместье и обсудить дальнейшие его планы по сожжению московского Гума, Сёма всё время крутился возле Наполеона, выспрашивая про жизнь во Франции.
Тайной мечтой Сёмы всегда было - свалить подальше от России, поэтому он , при каждом удобном случае, занимался пропагандой свободы слова, дружил с декабристами и поэтами-диссидентами.
План захвата поместья Сёмы был такой :
Переодевшись французами, отряд Фокса проникает на бал, устроенный Сёмой в честь Наполеона, и режут на балу всех французов к чертям свинячим, включая самого Сёму.

Отряд подошел к усадьбе в тот момент, когда бал уже был в полном разгаре. Стоя за деревьями и наблюдая за танцующими парами в окнах, отряд Фокса в полном составе ждал команды поручика к атаке.

- А как мы проникнем внутрь? - поинтересовался Аполлинарий. - Там дворецкий стоит. Кажется, из французов. А ну как спросит, чего нам здесь надо? А мы что скажем?
- Посмотрим по обстоятельствам, ответил Фокс и громко постучал в дверь.
Дверь открылась, и на пороге появился дворецкий. Он внимательно посмотрел на гостей. Чем-то они показались подозрительными.
- Ки эт ву? - наконец спросил дворецкий.
- Ну, говори чё-нить, - ткнул локтем Фокс своего помощника.
- Ну... ну...сом франсэ, - наконец выдавил из себя Лауришкин. - Ну сом лезами дё месьё Синглемашко.
Дворецкий заподозрил неладное, но гостей впустил, дав себе слово следить за ними весь вечер.
Зала была ярко освещена. "Сколько свечей!" - мысленно ахнул Фокс. И в голове его созрел коварный план.
- Так, Аполлинарий, сейчас мы станцуем с тобой пару вальсов, а потом я притворюсь, что сильно выпил. Тут ты меня, как будто, поведёшь к выходу, а там я...
- Понял, товарищ командир! Только можно, я станцую вальс не с вами, а вон с той рыжей девицей в розовом платье? А вам подошла бы вон та старая грымза со вставными зубами.
- Чем это она бы мне подошла? - обиженно спросил Фокс.
- Она такая же лысая, как и вы. Только парик надела.
Фокс сердито засопел и отошёл, а Лауришкин пошёл приглашать девицу.
Сегодня вечером выступали два французских поэта. Их звали Барамон и Виши. Оба любили писать про женщин и про несчастный секс без взаимности. Надо сказать, что если бы Фокс знал, КТО присутствует сегодня на балу, он бы описался от счастья. Потому что стихи этих двух поэтов он часто читал, находя в их творчестве сходство со своей трудной судьбой.
Итак, Барамон и Виши наперебой начали лопотать по-французски,декламируя свои стишки. Хозяин усадьбы презрительно смотрел на них и плевался. Он был очень расстроен тем, что Наполеон не смог приехать на бал. Сёма увидел в этом пренебрежение к своей особе, но Наполеон был здесь ни при чём. Просто у него угнали в Москве всех лошадей.

Лихо вальсируя какую-то задрыпанную рыжую бабенцию по всему залу , Лауришкин пару раз ронял ее на пол и даже один раз зацепил канделябр, круто навернувшись вместе с ней через парапет , ограждавший музыкантов.
Отоптав этой бабенции все ноги своими сапожищами и порвав ей платье на заднице, Лауришкин закончил танец, поклонился даме совершенно разнузданным поклоном и подошел к Фоксу.
- Ну как?, - Аполлинарий был в полном восторге, думая что он смотрелся как заправский танцор, не понимая, что все видели - что этому танцору мешало в танце.
- Ты чё трусы то не одел?
- Да забыл
- В следующий раз, когда будешь идти на бал - одевай трусы. Очень ты плохой танцор.
-Да?, - удивился Аполлинарий даже не обидевшись, потому что сам знал, что лох.
- Да. Кстати! А где это ты так по-хранцузски гутарить научился?
- А это я служил дворником у одной французкой барыни. Она то меня и научила. Шибко она меня била сцаной тряпкой по моей морде за то что я говорил по-русски. Хотела, чтобы я говорил по-ейному.
- Не легко тебе пришлось, я вижу.
- Да. Очень нелегко. Она заставляла меня учить стихи на хранцузком, англицком и ишпанском. И по вечерам , перед сном я читал этой барыне стихи, стоя на столе в совершенно непотребном виде.
- В каком это?
- Срамно сказать, товарищ Фокс, но читать она меня заставляла голышом, а потом опять била тряпкой по морде, а однажды даже селедкой.
- Зато она научила тебя хранцузкому.
- Да шо Вы, Иван Иванович! Разве такого лоха, как я , можно чему-нибудь научить?! Просто я запомнил пару фраз, совершенно не понимая смысла, и теперь их везде говорю.
- Это ты верно подметил - насчет лоха, - улыбнулся Фокс и отвесил Лауришкину щелбан.
Лауришкин весело засмеялся и начал было пускать слюни пузырем, но Фокс его остановил, сказав, что не время ещё.

Рано ещё Наполеона брать. Повесть только началась.

Время наступило через двадцать минут. Вдоволь наплясавшись, гости расселись за столы и принялись жрать. Водка и вино лились рекой. Хозяин дома тяжело вздыхал, видя, как его припасы исчезают во французских глотках. Попеременно, гости вставали, говорили "Иль мё фо сортир" и выбегали во двор. Когда все напились и расслабились, Фокс решил притвориться сильно пьяным. Впрочем, особо притворяться ему не пришлось, так как нажрался он до чёртиков. Шатаясь, Иван Иваныч встал из-за стола и загорланил "Шумел камыш". Тут к нему подскочил Аполлинарий и подхватил под руки, ведя Фокса к выходу. Если бы гости не были столь пьяны, они бы удивились, что француз, вдруг, запел по-русски, но они уже были совсем никакие.
Идя к выходу, Фокс как бы случайно, опрокинул пару подсвечников. Пламя вспыхнуло и тут же охватило стены. Начался сильный пожар. Фокс с Лауришкиным успели выскочить в двери.
Когда гости увидели, что начался пожар, они мигом протрезвели и начали метаться в панике. Они выскакивали во двор, пытались тушить, но всё было бесполезно. Усадьба выгорела дотла.
Хозяин дома сидел на пепелище и громко рыдал. Потом взял себя в руки, нацарапал на дощечке: "Погорельцы мы. Поможите, чем можите" и поплёлся в Москву. Там он начал ходить по кабакам и просить милостыню. Через пару лет он скопил в два раза больше денег, чем у него было и уехал в Париж. Но это мы забежали далеко вперёд.
Фокс с Аполлинарием со всех ног убегали от места пожара. Наконец, они запыхались и остановились. Тут Лауришкин хлопнул себя по лбу:
- Товарищ командир! Ну и лох же вы!
- Это почему? - нахмурился Фокс.
- Так, еду-то мы не взяли с собой. Жрать-то нам по-прежнему нечего. Усадьбу сожгли, а награбить не награбили.
- Это всё из-за тебя, - сурово отозвался Фокс. - Ты должен был думать о еде, а не о рыжих бабах.
- А вы о чём должны были думать? - поинтересовался Аполлинарий.
Фокс не нашёлся, что ответить и замолчал. Потом сказал:
- Ну что ж, пойдём искать другое подворье.

Весть о том, что в отряде появился новый гусар, быстро разнеслась по паризанским шалашам и землянкам. Бабы, шушукаясь и громко смеясь, проходили мимо избы, в которой поселилась Фёкла и засовывали головы в окно. Ей это обрыдло и она закрыла окно ставнями. Марфа и Прокопья остановились подле окна и стали обсуждать красавчика Порфирия - до чего он ладен и пригож, не сморкается на дорогу, не отрыгивает громко за столом и не почёсывает причинное место, всегда любезно говорит с партизанками. Они обе тайно подкармливали Фёклу - приносили ей пироги, голубцы и тушёнку. Фёкла пользовалась этим и и отвешивала им комплименты. Бабёнки прямо расцвели - ходили принаряженными и с нарумяненными свёклой щеками, с хулливудскими ощеренными улыбками. Между собой они обсудили, что сегодня Фокс и Аполлинарий пошли громить хвранцузов, а оставшиеся гусары накрыли столы в коровнике и жрут самогон.
Фёкле поднадоело околачиваться среди снующих вокруг неё баб и она решила сходить на попойку. Там она быстро напилася, погоревала об Аполлоше и стала орать песни:

Ты должен был думать о еде, а не о рыжих бабах.

"Ах ты гад! Ах ты паршивец! Ах ты! Щас я тебе, ты во что моего мужа втянул?", - чугунная сковорода со звоном опускалась на голову Фокса, а потом отскакивала.
"Мало тебе, что я тебе срамное место прострелила, хочешь, чтобы в башке дыру сделала?"...
Марфа расстроилась. Договорились же, запасы мороженого (ванильного, фи, его уже и крестьяне не ели, самое дешевое) Фоксу, шоколад (дорогущий, с орехами) семье Лауришкина. А поскольку сам Аполлинарий был воспитан по-европейски и даже умел по-французки, отдавал Марфе шоколад. Заодно с пивом. И пультом управления для телека. Лишь бы его не трогали и не заставляли работать в саду (будто нет молодых и мускулистых садовников), чинить крышу (будто нет м&м кровельщиков), мыть окна (будто нет м&м мойщиков стекол).

Марфа, не растававшаяся с ружьем после казуса с Фоксом, прицелилась, уже было нажала курок... Да вовремя вспомнила, что блюдо под названием месть" надо подавать холодным. И пока незадачливые мужички рассматривали карту (вверх ногами), кого бы им опять пойти грабануть, она отправилась к лачуге Фокса, где как раз сегодня был банный день и большая стирка. Что означало - единственный комплект белья Фокса будет выстиран золой в луже и вывешен на ветки деревьев для просушки.

Стемнело...У наклюкавшейся Фёклы созрел в голове план уничтожения противника. Она быстро сбегала к себе в избу, переоделась в платье, намарафетилась, взяла пару мушкетов вскочила на своего рысака и помчалась к ставке противника. Издалека видно было, как зарницей полыхает пожар.
- Не Москва ли уже горит? - подумала Фёкла и пришпорила коня. Прискакав к опушке леса, она привязала коня, а сама подошла в освещённому пожаром стогу сена и помахала французу, который блевал у дерева. Французик сразу засуетился и засеменил к Фёкле (это тебе не импотенты-партизаны!), она ему прошептала томным голосом — цигель, цигель, ай-лю-лю! и нырнула в стог. Француз за ней... и сразу же упал, сражённый ударом палкой по голове и амнезировался. Фёкла туго связала ему руки и ноги пеньковой верёвкой, а рот заткнула кляпом. После этого она опять вылезла из стога, задрала на ноге подол платья, на что сразу же клюнули два француза, проходившие мимо. Их ждала участь первопроходца. Вопщем, Фёкла оглушила палкой около двухсот французов, переходя от одного стога к другому, наполнила их связанными врагами. Стало светать и Фёкла, переодевшись в корнета, связала всех французов одной верёвкой, привязала её к своему рысаку, вскочила на него и тронула к партизанскому стойбищу. В стойбище было тихо, все спали мирным, беззаботным сном. Фёкла нашла землянку Фокса по его вывешенному на ветках деревья белью - семейным трусам - а ля футболист, и майке.
- Командир, вылазь, - Фёкла закричала во вход в землянку - принимай лягушатников.

Какие, нахрен, избы и коровники в партизанском отряде?! Брошенные местным населением, переселившимся к родственникам, подальше от мест сражений, беженцами. Ферштейн, командор?

Какое метро и пульт от телика в 1812 году? Прекратите песать недостварна!
А что, разве не было? Стало память подводить, как сейчас помню...

В московском метре было тихо, прохладно и пустынно. Буонапарте, закутавшись в плащ и поглубже нахлобучив треуголку, жрал ванильное мороженое, купленное с лотка в переходе на Киевскую, и размышлял о бренности земной жизни...
И чего его понесла нелегкая в Россию? А то бы сидел себе в Париже, ел бы бланманже, заедал бы вареными лягушками и слушал песни Эдит Пиаф... Лепота! А тут - одни эти русские бабы чего стоят, а партизаны с оглоблями на каждом шагу? Нет, пора уносить ноги, а то Аполлон Лаврушкин и какой-то непонятный персонаж Фокс (похоже, английский шпион) того и гляди, догонят и нехилый счет за Бородино и сожженную Москву выкатят...
И Наполеон, бросив в российских снегах свое войско, рванул в прекрасную Францию, прихватив с собой Феклу, больно хороша была, чертовка!

Во Франции Наполеон встретил прохладный прием, Жозефине Фекла почему-то не глянулась, Буонапарте был оттаскан ею за волосы и выставлен из супружеской спальни пинком под зад.
"Эх, нет в жизни щастя" -, подумал Наполеон, и решил, что пришло время оставить неблагодарную Францию и эту старую грымзу Жозефину. Он временно переселился на остров Эльба.

Тем временем армия Кутузова продвигалась на Запад. С каждым километром дороги становились всё лучше, а идти всё легче. Солдат начала одолевать ностальгия. Наконец, один солдатик не выдержал:
- Товарищ генерал, разрешите обратиться?
- Ну, чего тебе?
- Да я вот тут подумал... Наполеон, пёс этот, через всю Европу прошёл?
- Прошёл.
- Значит, тут война кругом была?
- Ну, была.
- А почему у них, всё равно, все дороги вымощены, а у нас в Тобольске отродясь никакой войны не было, так и дорог тоже... отродясь не было?
- Молчи, дурак, - ответил Кутузов. - Не твоё дело о политике рассуждать. Больше о патриотизме думай, а не о дорогах. Не твоё это дело - дороги. Есть кому об этом подумать.
В это время подъехал гонец с письмом.
- Что это? - спросил Кутузов. - Опять из Москвы?
- Так точно! - ответил гонец.
Генерал развернул письмо. Прочитал пару строк и воскликнул:
- Ну, Наполеон зажигает! Спалил-таки, Москву, как есть, спалил. Ну жжёт, сукин сын, ну жжёт!
- Так это что? - спросил гонец - нет больше Москвы?
- Нет, - ответил генерал. - Наполеошка пишет, что кто-то бросил в конюшне непогашенный окурок. Ну, тут сено загорелось, а там и на дома перекинулось. Хотели тушить, сперва, да воды не было.
Не дослушав, гонец побежал с этим известием к солдатам.
- Братцы, Москва сгорела! - заорал он, что было сил.
- Иди ты? - недоверчиво ответил кто-то.
- Ей-богу не вру. Сам генерал сказал.
Солдаты радостно зашумели.
- Ежли старая Москва сгорела, - вдруг заявил один солдат, - значит теперь надо делать Москву в другом месте. Предлагаю перенести Москву в Ярославль.
- А чё это в Ярославль? - сразу начали спорить остальные. - Не в Ярославль надо, а в Казань.
- У вас в Казани и так, почти как в Москве. Не, давайте в Омск. В Омске лучше всего!
- Какой Омск? - завопил следующий. - В Рязань!
- В Астрахань!
- А это видел? - какой-то здоровенныйй детина показал астраханцу кулак. - Вот вам, а не Москва. А Москва будет в Хабаровске.
Этого уже никто выдержать не мог, и среди солдат началась драка, известная в узких кругах, как "Битва за Москву". Эта битва, по вполне понятным причинам, не вошла в учебники истории и нигде не освещалась в широкой прессе.
Солдаты разошлись не на шутку. Тобольцы дрались с ярославцами, ярославцы с тверичами, тверичи с казанцами... Уральцы с сибиряками, сибиряки с волжанами. То и дело слышались названия всех российских городов и крики: "Москва наша! Никому не отдадим! Да я за Москву кого хочешь порву!" Какой-то солдат с воем упал на колени и, простирая вверх руки, слёзно кричал:
- Братцы! Пусть Москва будет в Костроме! Хоть на денёк! Хоть бы один день пожить, как в Москве! Хоть бы один!
Но никто не внял его мольбам и костромича быстро затоптали.
В конце концов, победу одержала васюковская группировка. Провозгласив Васюки Нью-Москвой, васюковцы устроили грандиозную пьянку, а остальные лопались от зависти.

Генерал ещё раз перечитал последние строки письма: "Надо отдать должное вашим москвитшам - они не испугались пожара и не стали разбегаться по провинциям. Их городнитший Лушкофф сказал, тшто Москву отстроят заново, ещё лучше, ещё краше. Для этого обложат данью все российские города. Проще говоря, утроят налоги".
- Тьфу! - сплюнул Кутузов. - Одни пакости от этих чёртовых лягушатников. Одни пакости.

Ну а тем временем, весть про сожжение Москвы докатилась и до партизанского отряда Фокса.
Боевой дух отряда несколько упал, началась легкая паника. Особенно паниковал Лауришкин. Он начал бегать между палатками в одном исподнем, будоража своими воплями партизанских крестьян и баб.
Его все успокаивали как могли, говорили - что всё обойдется и наши победят, но ничто не помогало, пака Фокс не врезал этому паникеру в ухо с такой силой, что три передних зуба у Лауришкина вылетели , как пули из мушкета.
- Неужели эта канец??, - захлебывался слезами Аполлинарий, - Неужели меня опять отдадут той барыне?
- Нет! Я тебя никому не отдам!, - выбежала на крик Марфа, - Родненький мой Аполоша! Не достанешься ты никому!
При этих словах Марфа начала резать вены Аполлинарию, который не знал - куда от неё скрыться, бегая между сосен и елок, ветки которых , при беге, хлестали Аполлинария по лицу.

Чтобы как-то поднять боевой дух партизан, Фокс решил устроить в отряде праздник, вспомнив про Лиго.
Это всем очень понравилось, все сразу же начали готовится к празднованию летнего солнцестояния, заготавливать хворост и дрова для костров.
Аполлинарий сразу же прекратил бегать среди сосен, схватил топор и начал громко петь : "Лии-иго, Лыи-иго! Тра-ла-ла!". Затем побежал в лес и сплел себе венок из дубовых листьев.
Фёкла, увидев такого красвчега, тут же к нему подрулила, пригласив поискать цветок папоротника в темном и дремучем лесу.
Аполлинарий , перепугавшись не на шутку этой простой русской бабы, струхнул, начал что-то лепетать про нехватку времени, что типа завтра рано вставать на работу и ваще. И на всякий случай, отключил мобилу.

И на всякий случай, отключил мобилу.А Фёкла к Аполлинарию уже остыла - лапотник. Среди пленённых ей французов были Барамон и Виши, которые сидели в зарешёченной землянке, отдельно от остальных пленных. Им Фёкла открылася, что она барышня и подвизуется в отряде корнетом. Барамон и Виши ей читали стихи на французком языке, в коем она не бельмеса не понимала, но, всё равно, стихи приятно ласкали Фёкле слух. Они вели с ней душевные беседы и оказывали разные знаки внимания. Вместе они пили французкое вино. На закуску своим фаворитам Фёкла носила варёных лягушек, благо их было тьма-тьмущая в местном пруду. Сама она вино закусывала печёной картошкой и морковкой, а лягушками брезговала.

Виши постоянно бегал по зарешеченной землянке на своих толстых слоновьих ногах, оказывая Фёкле знаки внимания, которые выражались, в основном,- в дебильных вопросах. На эти вопросы Фекла не могла толком ответить, потому что была не образована и глупа, как утка.
Барамон и Виши тоже были глупы, поэтому разговор проходил в совершенно идиотской форме, со всевозможными ужимками, клоунадой и сдвигами по фазе.
Особенно идиотничал Барамон, выдавая шизофренический бред в таком количестве, что голова пухла у ,проходивших мимо этой землянки , партизан.
В особенности пухла и раскалывалась голова у партизана-крестьянина Рихарда Зерге. Это был старый гламурный фашист, случайно оказавшийся в отряде. Зерге люто ненавидел французов, а в особенности - их форму одежды. Он всегда считал, что наполеоновская армия одевается не гламурно и обязательно из-за этого проиграет войну.
Сам Зерге носил на голове фашистскую каску с приклеенным гусиным пером, орал " Х!" и на всех деревьях в лесу рисовал баллончиком свастику.
За это Фёкла его очень любила, подкармливала плюшками и мочеными яблоками и чистила ему , по вечерам, его шмайсер и саблю.

Праздник Лиго проходил довольно скучно до тех пор, пока Фокс не упал в костёр. Командир партизан рухнул в костер всей задницей, потом с диким воплем вскочил и начал бегать по поляне. Это здорово всех развеселило, и партизаны начали бегать за командиром. Так они бегали всю ночь. Впереди Фокс с дымящейся задницей, за ним Василиса Скукожина с вилами, а потом все остальные. Очень весёлый и радостный получился праздник.
Так же, наутро все бабы оказались беременные, а Барамон и Виши отравились лягушками.
После этого Фокс принялся усиленно изображать из себя больного. Он громко стонал, требовал, чтобы ему мазали задницу разными мазями, просил, чтобы рассказывали ему сказки и наливали водку. В общем, вёл себя как дитя малое.

Водку ему никто не наливал, потому что к утру всю водку вылакал Лауришкин. Задница болела, но быстро зажила и раны зарубцевались , буквально, на глазах, потому что у Фокса ( на этот случай!) был припасен чудодейственный старинный бальзам, доставшийся ему по наследству.
Фокс к полудню уже успокоился и сидел в своей командирской палатке, принимая посетителей из числа партизан.
Посетители были все сплошь - беременные бабы, которые приходили с жалобами на Лауришкина.
Все жаловались на бесчисленные изнасилования со стороны Аполлинария и требовали его немедленно наказать.
- Требую наказать этого гада!, - больше всех кричала Марфа, поддерживая руками раздутый живот, - Эта сволач издевался надо мною всю ночь!
- Да, да! Требуем!, - толпились возле входа в палатку беременные бабы и мужики, размахивая животами и вилами.

- Немедленно! Немедленно наказать!, - кричала столетняя старушка-партизанка, сидя возле дерева и раскинув широко ноги.
Было видно, что она вот-вот родит.
- Не успела я набрать ведро из колодца, как этот Лауришкин уже пристроился ко мне сзади!, - орала между схватками Лоришна.
К слову сказать, Лоришну взяли в отряд, потому что она умела очень быстро рожать партизан. Не проходило и недели, как Лоришна выдавала нового партизана, тем самым поддерживая численность отряда в постоянном составе. Как только отряд после боя недосчитывался бойцов, так сразу все бежали к Лоришне. Это было очень удобно и давало возможность Фоксу не привлекать особенного внимания французов, меняя незаметно место дислокации.

- Это что ещё такое? - грозно посмотрел Фокс на Лауришкина.
- Не... не знаю, - стуча зубами ответил тот. - Я мужиков не трогал. Они сами забеременели. Наверное, это французы виноваты. Стоит где французу завестись, как тут же всякая скверна приключается.
- Тогда надо наказать французов, - решил Фокс. - Эй, где эти убогие?
- Издохли, товарищ командир, - бодро доложил партизан Бзыков. - Поели солёных лягушек, а через час глянул - лежат, басурмане, и копыта откинули.
- Чёрт, - выругался Фокс. - С одной стороны это хорошо - двумя ртами меньше. С другой стороны, нам самим жрать нечего. Да ещё скоро будет пополнение в отряде. И кто меня дёрнул устроить этот дурацкий праздник?
- Всё доброта ваша, - подсказал ему Аполлинарий. - Хотите людям радость сделать, заботитесь о них, а они вон чем отплатили. Взяли и забеременели всем отрядом. Ух, я вас! - погрозил Лауришкин бабам. Быстро за работу все. Идите ягоды собирать.

был]припасен чудодейственный старинный бальзам, доставшийся ему по наследству. Именно, что был. Да вышел. Вернее, его утянул корнет Пофирий, чтобы намазать животы французам, траванувшимся лягушками. Фёкла смазала бальзамом животы Барамону и Виши. Животы враз перестало крутить.
Рана у Фокса без смазки разрубцевалась, стала гноиться и, чтоб спасти жизнь командиру, Лауришкин решил её отрезать нафиг. Для этого пошёл над костром накалить нож.

- Издохли, товарищ командир, - бодро доложил партизан Бзыков. Бзыков с пьяных глаз решил, что загоравшие у пруда французы скончались. Что взять с дремучей деревенщины?

Но французы не сдохли, поэтому бабы, испугавшись, бросились собирать ягоды и грибы, по дороге, быстро рожая новых партизан.
Больше всех старалась Фёкла, собирая мухоморы и поганки.Было решено - незаметно подложить их в суп Наполеону, чтобы его пропоносило.
Но вечером, когда все опять нажрались самогону, перепутали кострюли и подложили мухоморы в миску Лауришкину.
Аполлинария не пропоносило, потому что он был крепок на желудок, но зато у него вырос хвост как у ящерицы, а в ушах начали расти грибы-опята, большими гроздьями падая на плечи.
- Снова всё перепутали, идиоты, - ругался Фокс, отрезая опята и отдавая их повару на жаренку.
Лауришкин в это время преданно махал хвостом, весело смеясь и насвистывая мелодию из оперетты "Севильский цирюльник".
- Ладно. Хватит уже ржать!
- А чё надо делать?
- Надо Наполеона выгонять из России-матушки.
- Это я ща, мигом!, - начал неистово махать саблей над головой Аполлинарий.
- Одной храбрости здесь мало. Надо подойтить к энтому вопросу со смекалкой.
- Это я не умею. Не обучен я этому, да и ваще - лох по-природе, - начал ковыряться в носу Лауришкин, всем своим видом показывая, что не хочет думать.

всем своим видом показывая, что не хочет думать. Таким образом Лауришкин усыпил бдительность Фокса, погибающего от заражения крови на заднице. Усыпил и разом отсёк гнилую плоть. Фокс взревел раненым верблюдом и рухнул на пол.

Фокс взревел раненым верблюдом и рухнул на пол.
Так закончилась история про партизанский отряд, доблестно сражавшийся во время Отечественной войны 1812 года. Про Фокса было сложено много народных песен и легенд, а на его родине был поставлен мемориальный памятник.
Про партизанку Фёклу никто даже и не вспомнил, поэтому про нее все сразу забыли и даже , спустя годы, на ее могилку ( песчаный холмик) никто не приносил цветы. А к мемориалу Фокса, наоборот - только это и делали, что носили шикарные букеты и венки.

Так закончилась история про партизанский отряд Ещё не закончилась. Так как без задницы можно ещё партизанить. Корнет Порфирий (Фёкла) израсходовал не весь бальзам на французов и примчавшись на вопль Фокса, втёр ему мазь в рану. Рана на глазах подёрнулась новой кожей, бархатной, как у ребёнка. Фокс ожил. Ему предстояло свершить ещё много партизанских подвигов, за который ему впоследствии поставят на родине много стел - в каждом, буквально, городе. Как Ленину памятников.

Про партизанку Фёклу никто даже и не вспомнил, поэтому про нее все сразу забыли и даже , Зато вспоминали генералиссимуса Порфирия, командующего войсками на Красной площади. Каждый солдат марширующего войска, нёс в руках красную бархатную подушечку с орденом, заслуженным Порфирием.
А что Фёкла? Фёклой она вела другую свою жизнь - полную романтики и разных приключений. Вон - она с Наполеоном до Франции добралась, где её достоинства оценили.

После этого случая Иван Иваныча стали называть Фокс - Бархатная Задница. Чаще же, для краткости его называли просто Задница.
Вскоре грибы и ягоды были съедены, и встал вопрос с провиантом. Партизаны предлагали сожрать двух французских поэтов, но Фокс ими брезговал, потому что поэты ели одних лягушек. Наверное, отряд ждала бы голодная смерть, если бы Бзыков не отыскал ещё одну усадьбу, почти целую, как он выразился. Фокс обрадовался и, прихватив Аполлинария, отправился грабить усадьбу.
По дороге им встречались голодные, оборванные, грязные французы. Они протягивали костлявые руки и жалобно бормотали: "шер ами, же не манжэ па си жур..."
- Развелось шеромыжников этих, - выругался Аполлинарий, давая очередному просителю крепкого пинка. - Самим жрать неча, так ещё тут дармоеды ходят.
- Точно, - согласился Иван Иваныч. - Даже лягушек себе наловить не могут. Или улиток. Чёрт, далеко ещё до этой усадьбы?
_____________________________________________________________
Ключник поместья Негрово Фома Чопин проснулся в прескверном настроении. Впрочем, уже который день подряд. Помещик Негров испугался нашествия французов и драпанул от врага подальше. Но, почему-то, спрятаться от этого врага он решил не где-нибудь в Новосибирске, а в самом Париже. Или в Швейцарии. Фома хорошо знал только географию Сибири, а про Европу не знал почти ничего.
Теперь Фоме надо было решать все хозяйственные дела. Но это бы ещё пол-беды. Кроме хозяйства, Чопина одолевали собственные дочери. Девицам, вдруг, взбрело в голову выйти замуж именно за французов. И чтобы их обязательно звали Жан и Поль. А так как дочери были капризные и взбалмошные, то не отставали от папеньки до тех пор, пока он не послал мужиков в лес, ловить заблудившихся французов.
Мужики пошли в лес и поймали двоих французов. Но те оказались Сержами. Дочки разрыдались и пообещали всех поубивать, начиная с папаши. Тогда мужики снова пошли в лес и привели ещё одного Сержа. Тут у дочек началась полная истерика с битьём посуды и выпрыгиванием в окна. Тогда мужики снова пошли в лес, но на этот раз привели бабу, которая отстала от французской армии. Бабу звали Жанна д'Ариэль, но дочкам это было пофиг. Они развопились ещё громче.
В конце концов Чопину это надоело. Жанну он оставил себе, а троих Сержей раздал деревенским бабам, чтобы они не простаивали без дела, пока их мужики ушли смотреть Париж, а рожали новых крепостных. Чопин страшно любил, когда бабы рожали. Он посвятил этому делу всю свою жизнь и добился того, что бабы в поместье стали рожать три раза в год.
Сегодня утром Фома принял решение отдать дочерей за первых встречных французов, даже если их будут звать Мустафа и Абдулла.

Фокс и Лауришкин подошли к массивным воротам. Было видно, что поместье довольно богатое. Фокс со всей силы начал барабанить по воротам. Лауришкин пинал ворота ногами.
Ворота открылись и появился мужик, у которого на поясе висела связка ключей.
- Чего надо? - грубо спросил он. - Ходят тут оборванцы всякие...
Фокс наставил на мужика штык и крикнул:
- Яйки, млеко!
- Жэ нэ манжэ па си жур, - добавил Лауришкин, вспоминая французов.
Лицо мужика просветлело.
- Так вы - французы? - догадался он.
- Йа, йа, - закивал головой Фокс. - Французы.
- А как вас звать? - спросил мужик.
- Меня зовут Жан, - важно сказал Иван Иваныч.
- А меня - Поль, - высунулся из-за его спины Аполлинарий.
Тут лицо у мужика совсем прояснилось, и он радостно засмеялся.
- Подождите здесь, - сказал он и убежал в дом.
- Наверное, он принесёт нам много еды, - мечтательно произнёс Фокс.
Тут ворота открылись, и мужик сказал:
- Яйков у нас нема, а вот млека - сколько угодно. - И он вытащил двух девиц и вручил их Фоксу и Лауришкину. - Всё, благословляю вас.
И закрыл ворота. Одна из девиц ещё успела пискнуть: - Папаня, я не хочу за старого да лысого! - Это она имела в виду Фокса. Но папаня уже ничего не слышал.
- Так, - багровея произнёс Фокс. - И что мы будем делать с этим добром?
Аполлинарий только вздохнул и развёл руками.

Аполлинарий только вздохнул и развёл руками. На руки сразу подпрыгнула и улеглась одна из девиц. - Хачу в Париж! Хачу, хачу, хачу! О! Как кружИтся голова! Пупсик! Неси меня в Париж! - гламурно защебетала она и игриво закатила глазки.

Фокс обиделся на "старого" и "лысого" и, скинув портки, показал ей свою бархатную задницу. - Видела, дура?!
- Дас ист силикон? - на французком спросила Фоксова избранница. - Хачу себе такую же! Хачу, хачу! И подвесилась ему на шею. Так, обвешанные невестами, Фокс и Лауришкин пытались идти по пыльной дороге.

offtop

Lauris-super!!

А мне никто плюсики не ставит, поэтому я ничего больше писать вам не буду. Понятно?

Да ладно-ладно... Не пугайте нас так. Как же без Вас-то?
Щас поставлю плюсиков, сколько угодно.

я ничего больше писать вам не буду. А мы Вам звёзд наставили за буриме. И ваще... Вы проста душка. Маньяк и солдафон. Щас и плюсов наставлю, не поленюсь.
Мне тоже, подозреваю, кроме Лауриса, как хозяина сайта,для привлечения, никто плюсов не ставит. И что? Всё равно пишу.
Алексей Юльевич, Вам надо зарегистрироваться, тогда не надо будет код писать раз за разом и править ошибки сможете.

Неправда, я тоже Вам ставлю плюсы.
У Лауриса, конечно, тексты получаются самые лучшие, за ним не угонишься!

Ну ладна.... ... уговорили. Останусь с вами, попишу ещё