Глава шестая

“Богатые тоже плачут”

Когда Маша ушла, в “Берлоге” наступила тишина. Ангелина принялась возиться со своими штативами и видеокамерами, бормоча что-то, о жестокости Мауриса. Впрочем, непонятно, кого ей было больше жаль: Машу или потерянный кусок сала.

Пусть читателя не удивляет такое трепетное отношение Ангелины к этому салу. Дело в том, что это было первое съедобное блюдо, изготовленное ею собственноручно.

До своего появления в деревне, Ангелина жила в почти столичном городе в огромной квартире. Там было три ванны, два туалета и, даже, зимний сад на лоджии. Но, как это часто случается, богатые на чем-нибудь, да, сэкономят. Ангелинин муж решил сэкономить на домработнице и взвалить эту самую домашнюю работу на жену Гелечку.

Но тут он крупно просчитался. Из всей домашней работы Гелечка умела, только, включать телевизор, компьютер и фотографировать. Все остальное ее мало интересовало. Хотя нет: она еще любила возиться со своими кошками. И абсолютно не умела делать то, что доставляет неподдельное удовольствие каждой нормальной женщине; то есть, готовить, стирать, мыть полы и ухаживать за зимним садом. Вместо этого, Ангелина ставила посреди комнаты мольберт, врубала музыку и начинала рисовать портреты своих кошечек. В самый неподходящий момент в дверь просовывалась голова мужа:

- Гелечка, - жалобно начинал он, - я ку-у-у-шать хочу-у-у!..

- Отстань, - кратко отвечала Гелечка, вырисовывая очередной хвост.

- Гелечка, - канючил муж, - я очень-очень ку-у-у-шать хочу-у-у... Ну, сготовь что-нибудь, а?

- Отвали, - говорила Гелечка, любуясь портретом. - Сам готовь.

Поплакав еще часа два, муж, в конце концов, шел на кухню и начинал греметь сковородками, в надежде, что у жестокосердной супруги проснется совесть, и Гелечка пожарит, хотя бы, яичницу. Но ничего не помогало. Гелечка только громче врубала музыку и с упоением вырисовывала кошачьи лапы.

В один прекрасный день терпение мужа иссякло. Ему и так надоело находить в кастрюлях кошачью шерсть вместо еды. Но, когда он нашел в сковородке кошачье дерьмо вместо котлет, то не на шутку рассердился. Гелечкин муж покидал в рюкзак трех кошек и одного кастрированного кота, собрал в мешок все ее фотоаппараты, видеокамеры и прочую дрянь. Надо отдать ему должное: он не стал кидать все это барахло с восьмого этажа, а аккуратно сложил у подъезда, поставив сверху штатив. И прикрепил записку, что в любой момент готов принять супругу обратно, как только она научится готовить. Или, хотя бы, варить магазинные пельмени.

Возвращаясь с работы, Гелечка увидела у подъезда какую-то груду вещей и услышала истошные кошачьи вопли. Разумеется, она подошла выяснить в чем дело и была не на шутку возмущена таким жестоким обращением с видеокамерой. На мужниной записке она нацарапала: “Ну, теперь ты сэкономил?” и бросила ее в почтовый ящик. После чего, надев рюкзак и взяв в руки мешок с вещами и штатив, Гелечка отправилась на поиски приключений.

Благодаря близкому знакомству с одним из учредителей почти столичного Клуба, Ангелина некоторое время обреталась там, рисуя картины. Поначалу, все шло хорошо, но, вскоре на картины вышел запрет, да и кошки начали раздражать некоторых помощников мэра. Вышел небольшой скандал, в результате которого, Ангелине опять пришлось надеть рюкзак, взять в руки штатив и отправиться куда глаза глядят. Так она и оказалась в “Берлоге”, исполняя обязанности массовика-затейника, киномеханика и фотографа.

В деревне ей, поначалу, пришлось нелегко. Здесь не было буфета, как в Клубе, а члены “Берлоги” были те еще лодыри и готовить тоже не хотели. Только Лола умела готовить тыкву, но долго ли протянешь на тыкве?

И Ангелине пришлось самой учиться готовить. Первое время, это занятие казалось ей страшно противным, но потом она втянулась. Верхом ее гордости стало сало, копченое на яблоневых ветках, которое сегодня у нее так жестоко отобрали.

Итак, берложцы уже хотели расходиться, но тут Маурис решил включить телевизор. Началось его любимое ток-шоу: “Богатые тоже плачут”, которое снимали в соседней стране. В этой передаче богатые приходили в студию и начинали жаловаться зрителям, сидящим в зале, на свою тяжелую жизнь. Если богачу удавалось разжалобить зрителей, то они давали ему денег. Бывало, что довольно много.

Каждый раз, смотря эту передачу, Маурис чувствовал некую общность с богатыми. Например, у богача не было денег на покупку дачи на Канарах - и у Мауриса тоже их не было. Богатый не мог купить вертолет - так и Маурис ездил на трамвае. Поэтому все проблемы богатых он воспринимал как свои собственные и очень переживал.

К общему удивлению, в этот раз в передаче принимал участие мэр Нью-Риговска. Видимо, это был его последний шанс пополнить городскую казну. Мнения берложцев разделились. Маурис, Кэт и Тринкеншнапс ставили на зрителей, в то время как остальные были убеждены, что мэр победит. Решили, что проигравшие будут делать в “Берлоге" уборку.

Мэр начал рассказывать о том, как трудно ему живется. Для начала, он потряс своим паспортом, в котором была прописана его национальность.

- Да-а... зверство, - согласились зрители из соседней страны, у которых в паспорте вообще не было записано никакой национальности, вследствие чего, многие ее и не знали.

Потом мэр плакал и говорил, что у него много жен и всем надо купить норковые шубы, а у него денег совсем нет и, поэтому, ему приходится ходить в парламент в одной майке с надписью: “я - мэр”, которую он купил на вокзале. Зрители из соседней страны, которых не пустили бы в их парламент ни в майке, ни в пиджаке с галстуком, завздыхали и еще больше начали сочувствовать мэру.

- Ну, что я вам говорила, - гордо сказала Лола. - Выиграет наш мэр, как пить дать.

- Еще не вечер, - ответил Маурис, - еще третье отделение впереди.

Коронным номером программы стало следующее. Ломая руки и сверкая золотыми кольцами, мэр заявил, что для того чтобы приехать в соседнюю страну, ему достаточно написать в анкете, что он - бомж. Это окончательно добило зрителей из соседней страны, которым для посещения Нью-Риговска было необходимо собрать кучу документов из банка, справки с работы и о семейном положении. Они дружно завопили: “Да это же издевательство, какое-то!” и полезли в карманы за бумажниками. Одна девица даже разрыдалась, оттого, что у нее было с собой мало денег.

- Ура! - закричала мадам Ха-Ха! - Мы выиграли! А эти пусть делают тут уборку!

На экране мэр уже мысленно подсчитывал навар, как вдруг, все его надежды пошли прахом.

- Ежели Вам там так плохо, - заявил один мужик из страны, о существовании которой, мэр до сегодняшнего дня и не подозревал, - так возьмите чемодан и езжайте туда, где Вам будет хорошо. Побудьте мэром где-нибудь на Дальнем Востоке. - Мужику явно не хотелось расставаться с деньгами.

Выругавшись в адрес организаторов, которые приглашают на передачу таких жлобов, огорошенный мэр заявил, что ему душа не позволяет ехать на Дальний Восток. Ну, не позволяет и все тут.

- Тогда, езжайте на Ближний, - злорадно сказал прижимистый мужик и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Остальные зрители тоже засунули бумажники обратно в карманы, а истеричная девица вытерла слезы и заулыбалась.

Впрочем, мэр выцыганил-таки, утешительный приз. Ведущий ток-шоу вручил ему карточку, правда, на чужое имя, которая давала право покупать алкоголь в московских магазинах после 22-00. По лицу мэра было видно, что он уже раздумывает, как, с помощью клубных умельцев, переделать эту карточку в грин-карт.

- Ну, кто был прав? - торжествующе спросил Маурис.

- Дурацкая передача, - сказала мадам Ха-Ха, запустив в экран огрызком яблока.

- Лучше бы моего любимого Бормотундрика послали, - недовольно заметила Лола. - Тот бы всех разжалобил. Настоящий профессионал. А этот так, любитель. Еще в телевизер залез. А мы тут, из-за него теперь, работать должны. Тьфу!